Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

Снова зажужжал бур — он пошел делать параллельный разрез черепной коробки, чтобы получился квадрат. Правда, в силу некоторой неопытности, вместо квадрата получился неровный многоугольник. Очень скоро руки держали небольшую часть черепа Клавдии, после чего эта часть была продемонстрирована ей.

— Ты поняла за что это с тобой делают? — раздался голос. Невозможно было определить его половую принадлежность, говоривший использовал электронную обработку и сильное искажение голоса отчего он звучал загробно и очень страшно.

Клавдия смогла выдавить из себя:

— Нет.

Тогда была показана фотография. Глаза Клавдии быстро расширились, в руках началась дрожь:

— Я только выполняла свою работу! Это был приказ! Я выполняла то, что от меня требовали.

— В аду будешь оправдываться, — услышала она в ответ.

Кусок черепа упал ей под ноги, а в голове она начала ощущать легкую боль, от того, что в ее мозг начал поступать холодный воздух.

Руки облачились в более грубые, тяжелые перчатки и вынули из свинцового куба бутыль, с характерным знаком черепа и костей.

— Тебе интересно, чем мы хотим промыть твои мозги? Ты же всю жизнь только и делала, что промывала другим мозги, не так ли?

Клавдия уже ничего не понимала и говорить не стала.

— Будет больно, я разрешаю тебе покричать. Обещаю незабываемые впечатления, прежде чем ты разрешишься. Не могу гарантировать, что все произойдет быстро, но то что красочно — это точно.

Ноги тяжело поднялись наверх, Клавдия слышала, как была открыта бутыль:

— Серная кислота, лучшее средство для промывания мозгов, — раздалось сверху и это было последнее что было сказано Клавдии в тот вечер.

Жидкость, от которой шел дым полилась в сделанное отверстие в голове. Из головы пошел пар и раздалось шипение, как будто пузырьки из бутылки с газировкой пытались найти выход.

Все тело Клавдии прошила дичайшая боль, в глазах начало мелькать, а голову стало жечь и давить вниз, как будто ее засунули в тиски и зажимали все сильнее и сильнее. Резких движений она совершить не могла, а из горла вырвался утробный, почти нечеловеческий крик боли.

Крик разлетался по ангару в разные стороны, ударялся в стекла, отражался от них и продолжал носиться по помещению, вырываться из него.

Промывание мозгов продолжалось, больше двух третей сосуда было залито в мозг Клавдии. В этот момент сжигаемая нечеловеческой болью она испустила дух и ослабла. Это был конец.

Бутыль с кислотой была поставлена рядом с буром, после чего Клавдию отвязали от деревянных балок. Тело шлепнулось на пол, из головы продолжал валить дым, слышалось сильное шипение.

Перевязав руки в один узел тело потащили к выходу из ангара, а свет в нем отключили. Лишь только шуршащий звук, который издавался от волока Клавдии по полу разбивал тишину в ангаре. Вскоре дверь закрылась и воцарилась полная тишина. Можно было услышать, как тело убрали в багажник, потом раздался щелчок и хлопок — багажник закрыли. Завелся мотор и машина сорвалась с места.

В темноте на тележке остался уже выключенный из сети бур, издалека напоминавший огромный водный пистолет, выкрашенный в мрачные цвета, полупустая бутыль серной кислоты, а на полу, прямо под деревянными конструкциями валялся небольшой кусочек черепной коробки одного из самых модных психотерапевтов города Озерска, Клавдии Геннадьевны.

Все точно кончилось хорошо.

Драгоценный мой Сьело!

Вот и сделан долгожданный шаг — у меня почти не остается внешнего поля деятельности в нашей истории. Еще немного и лавина настигнет некоторых героев и накроет их с головой. Я не хочу, чтобы ты испытывал к ним жалость, поскольку они ее не заслуживают совершенно. Просто прислушайся к голосу своего сердца, оно многое сможет пояснить тебе — ты не думал так разве?

А я тут задумался над тем, как здорово было бы, если ты прямо сейчас пришел. Я бы приготовил грибы, как ты любишь, заварил чай, тот что тебе больше всех нравился. И поставил бы заварные пирожные в духовку. С начинкой из взбитых сливок и клубники. Ты помнишь ту клубнику, которую мы покупали начиная с апреля и лакомились ею — это было так прекрасно и радостно. Не находишь? А вот я думаю, что это были лучшие дни. А уж как мне нравилось кормить тебя черешней. А помнишь, салатики, которые я нам в дорогу делал с огурцами и фасолью. А ты еще просил не добавлять в них маринованные грибы. И, наверное, был прав на сто процентов. А может и нет. Грибочками точно не испортишь хороший салат. А еще Чили. Помнишь те острые супы, что ты ел и хвалил. А я заправлял их сметаной, сидел сзади, гладил тебя по голове. А ты кушал и набирался сил. Это были лучшие дни моей жизни, которые просто должны вернуться назад и все исправить, восстановить. Почему все в моей жизни должно заканчиваться плохо? Чем я это заслужил? Кто придумал слова «ты сделал выбор». Это ты придумал «этот выбор». Я все равно люблю тебя.

Со всей моей любовью и нежностью,

Твой А.

16.02.2010(почти ночь)

Виктор Носов продолжал сидеть в гостиной и ждать жену, которая по прежнему отсутствовала. Часы показывали два ночи. Перед Виктором стояла третья открытая бутылка виски, за окном ветер неспешно трепал ветви деревьев, похоже, что начиналась буря. Виктор не любил погодные аномалии, так как они, зачастую, нарушали возможность вылета из аэропорта и наносили вред престижу авиакомпаний. Пожалуй, единственное, что действительно волновало этого человека — это самолеты, и регулярность их вылетов и прилетов. С самых молодых лет Виктор Носов был помешан на авиации, но за штурвал самолета так и не сел — потому что к окончанию своего института он уже пил достаточно много, чтобы не пройти обычную медицинскую комиссию.

На улице раздалось урчание мотора — это Катя Носова вернулась со своей странной прогулки, затянувшейся до половины третьего. Супруга вошла в гостиную, бросила на тумбочку черные перчатки и сумочку, повесила на вешалку плащ:

— Ты чего не спишь? — спросила она мужа.

— Ты не поверишь! — откликнулся Виктор, — совершенно случайно тебя жду. Хотя собирался уехать без тебя по неотложному делу!

— Что за дело, — спокойно сказала Катя, — и почему срочно. После трех то бутылок виски?

— Вот что, — Виктор протянул жене лист с записанным адресом.

— Чей это адрес? — спросила она.

— Это адрес наших голубков. Сони и этого ублюдка. И я собираюсь туда поехать.

— Сейчас?

— Именно, — ответил Виктор, — но это не все новости, что я могу тебе поведать. Сначала расскажу все, а потом поеду.

— Что еще случилось? — Катя по прежнему была на удивление спокойна.

— Тут была Клавдия.

— Что за Клавдия?

— Клавдия Геннадьевна, или ты забыла к какому психологу мы обращались для решения нашей общей проблемы, возникшей в нашей семье много лет назад?

— Я поняла. Что она хотела?

— Она просила помощи и защиты.

— От кого?

— От того психа, что рассылает камешки. Представь себе, я уже получил три штуки. Красивые такие, знаешь?

Катя застыла, она не хотела говорить с мужем о своих опасениях.

— По ее словам эти камешки еще наша общая знакомая Наталья Борисовна получала. Которую оловом напоили, помнишь?

— И что теперь?

— Я ее отправил на все четыре стороны. Убьют, так убьют. Значит заслужила.

Катя посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами:

— Ты ей не помог?

— Я сказал ей, что считаю все это дурацким розыгрышем, будто кто–то подстраивается под этого жуткого маньяка. Что я еще ей мог высказать?

— Не знаю. Мне непонятно, зачем ты ее вообще сюда впустил.

— Захотелось. А теперь пусти меня, я поеду за нашей дочкой Соней.

Виктор Носов накинул плащ и шляпу и довольно ровной походкой вышел из дома оставив Катю в полном недоумению. Он решил не рисковать садиться за руль и потому пошел по аллее, ведущей к станции.

Там, на стоянке автомобилей он приметил зеленую «пятерку» возле которой крутился таджик, спортивного телосложения.

— Работаешь? — спросил Виктор его.

— Да, — мужчина подошел к Виктору. Он был в белой футболке, стареньких джинсах и легких кроссовках на босу ногу, — куда надо ехать?

— На Северодвинскую, — сказал Виктор и сел в машину.